Музыканты Shortparis
Текст песни был написан еще до того, как пришло само ощущение тревоги. Постепенно все вокруг — друзья, коллеги, близкие или прохожие — непроизвольно и все чаще стали его «цитировать». В метро или в супермаркете, в доверительной беседе или выкрике — слово «страшно» стало проявляться все навязчивее. Постепенно текст подкреплялся общественными и личными событиями, набухал и наливался.
Сценарий клипа написали еще в июне, но подготовка к съемкам была затруднена. Площадки не шли навстречу, пугались темы — так же, как и актеры, которые принципиально должны были быть непрофессиональными. За неделю до первого съемочного дня случилась Керчь. Все школы были разом для нас закрыты, а прежние договоренности — отменены: директора бросали трубку, в районных администрациях устраивали истерики. Со скрипом и скрежетом удалось найти компромиссный вариант.
Через час после начала съемок на спортивной площадке кто-то из прохожих вызвал наряд полиции, мотивируя это тем, что возле школы ИГИЛовцы готовят теракт; пришлось приостановить съемку. На следующий день с нами разорвала договор крупная петербургская киностудия, предоставлявшая нам оборудование: кто-то из съемочной группы прислал руководству фотографию с площадки. Нас называли исламистами и нацистами одновременно, но вся эта понятийная путаница только ярче высвечивала тему, с которой мы работали.
Клип, безусловно, пытается манифестировать состояние части нынешнего поколения. Он, конечно, провокационен и намекает на ряд социальных трагедий, почему-то не отрефлексированных до сих пор в нашей визуальной культуре. По ходу вскрываются триггеры, болезненные ассоциации, общественные табу, страхи: арабская вязь, пусть ею написано слово «Дружба» или «Любовь» неминуемо связывается с терроризмом, бритые головы — с неонацизмом, и так далее. Но после этой игры смыслов в сухом остатке остается одно — состояние не артикулированной, но нарастающей тревоги, общей для всех.